Вернулся я домой с войны,А дома — слёзы у жены.Забились в угол пацаны,Молчат, ни слова.Давай я старшего пытать,А разобрался — твою мать! —Да чей бы ни был он там зять —Порвал бы снова.Живучий гад! Он встал к весне.А я вот сел, и горько мне,Что День Победы на тюрьмеВстречать придётся.Я с передачки стол накрыл,Из хлеба звёздочку слепил,Сто грамм воды на всех разлил,Да вот — не пьётся.А в нашей хате не Перовские маньяки,Рублёвских тоже нет, здесь мелочь, как и я.По большей части — поножовщина и драки.Есть, правда, дед — но то отдельная статья.Вчерась он выпугал всех нас —Ухи поел и сплюнул в таз.Глядел из таза рыбий глаз,А в глазе — черви.А у охраны — тоже стол:Салат, огурчики, рассолИ водкой залитый подол —Гуляют, стервы!Я постучал — вдруг повезёт:Уха без соли не идёт.Зову дубачку — пусть несёт,Стою, мечтаю.Она пришла, глядит в глазок,Уже поддатая чуток:— Ещё хоть стукни мне разок…Предупреждаю!..Вернулся я ни с чем и к деду сел на нары.— Скажи, дедуля, правда немец лютовал?А бабы их — эсэсовские шмары?Дед отвернулся: — Я в гробу их всех видал.А дед наш тот ещё! Не зряЗа ним Отечественная вся.К нему залезли два хмыряЗа орденами —А он ведь снайпер, он больной.Достал из шкапа именнойИ всех положил головойК едрёной маме.Над ним шутили мы не раз:— В дуэли фриц был тоже ас?Раз всё лежишь, а правый глазС тех пор трясётся.Он глянет хмуро, он ершист:— Да что там немец, что фашист,Сейчас такая сучья жизнь!.. —И отвернётся.Он не встаёт, считай, с вчерашнего обеда.Лежит и бредит то ль во сне, то ль наяву:— Прощайте, братцы, доживите до Победы,А я, наверное, уже не доживу.В последний раз искро́й урча,Сгорела лампа Ильича.Давай стучать мы, звать врачаИ звать монтёра.Скрипят за дверью кирзачи,В замок врезаются ключи.Ну вот, дедуля, и врачиТюремной скорой.Их залетело восемь рыл:— Ну, кто здесь доктора просил?!..Запахло сыростью могил,Аж жутко стало.И лопнул воздух от дубин,На ручках надпись: «Анальгин».Все сиганули, как один,Куда попало.А в темноте, среди потехи и забавы,В лучах фонариков ты как мишень — слепой.Уходишь влево — нарываешься на правый,Ныряешь вправо — попадаешь на прямой.Проснулся дед наш невзначай.Ему кричу я: — Не вставай!А он привстал, держась за край,Прям под удары.И зло в глазах, как под Москвой.Я к деду, чтоб закрыть собой…Но поздно — пал он головой,Затылком в нары.И вдруг — знакомые черты,Как нож врага из темноты,Ударил в спину: — Жорка, ты?!.. —Попало в печень.Застыл под рёбрами сапог,Фонарик высветил зрачок:— Да неужели ты, Санёк?!Вот это встреча!..И нам припомнилась совместная картинка:Чужие горы, поредевший наш спецполк…А он стоял, слегка постукивал дубинкой,А я лежал и кровью харкал на сапог.А на дверях, как в юбке чёрт,Дубачка места не найдёт,Ведь день Победы уж вот-вот —Всё ближе, ближе.И поправляя свой берет,Торопит Жорку: — Слышишь, нет,Ты его знаешь? А в ответ:— Впервые вижу.Закрылась дверь. И боль прошла.Фриц глянул в оптику ствола,И его пуля догналаЛихого деда,Пробила время, а потомВогналась в сердце сапогомПод звук салюта за окномНа День Победы.Накрыл я деда чем нашёл — простынкой рваной.И рядом лёг с ним прямо на пол, у стены.Так и лежали два последних ветеранаЗабеспредельной необъявленной войны.