Дед АгванЯ не видал родных дедов,И видеть мог едва ли:Все до рождения моегоОни поумирали.Но я не обделён судьбой,Я всё равно счастливый.Был рядом дед, пусть не родной,Но горячо любимый.Он был нерусский - из армян,С деревни, из народа -Агван Тиграныч Григорян,Двадцать шестого года.Он был герой и ветеран -Такой, что прямо с книжки -Для всех. А я ему кидалЗа шиворот ледышки.Я про войну всё с детства знал - Ведь дед, без всякой лажи, Мне каждый день преподавал С тарелкой манной каши.Всё было так: он мирно пасОвец у Арарата.И вдруг взяла пошла на насНемецкая армада,Чтобы ни русских, ни армян Здесь не было в природе, Но тут подъехал дед Агван,И он был резко против.Подъехал, правда, не один…Стекались, словно реки,Туда и тысячи грузин, Казахи и узбеки…Разноязыкою толпой Они в окопы сели.И в тех окопах всей гурьбойМгновенно обрусели.Вместо овец на этот разДругие были звери.И дед в прицел свой«Тигра» пас, крутил хвоста «Пантере»…По-русски с ним общенье шлоСперва не идеально,Но фразу «Башню сорвало» Он понимал – буквально.Я с дедом мог тарелки триСъедать той самой каши,Внимая, как они пошли На Запад пешим маршем.И, как всегда, в который разВ итоге накидали…А дальше шёл такой рассказ,Как в слёзном сериале:«Берлин. Апрель. Земля дрожит.Снаряды, пули – градом…»И дед по улице бежит С трофейным автоматом.Кругом - разбитые дома,Как гор кавказских гребни.С собой у деда пять гранат,Вдруг глядь : на куче щебняЛежит, скулит от страшных ран,Один, как щепка в шторме,Такой же, как и он, пацан,Но лишь в немецкой форме.И тычет деду на окно,Руками объясняет, Что он у дома своегоЛежит и помирает.Что там родители его,Что он берлинский, местный,Его войною домело До своего подъезда.И дед поверх своих поклажХоть был не сильный самый,Взвалил его, и на этаж -Туда, где папа с мамой,Где взрывом балку повело,Где теплится лампада:«Встречайте, фрау, своегоНемецкого солдата»…Дед, говоря про этот миг,Вдруг сразу изменялся:Про страшный материнский крик,Про то, как там остался.Как в кухне, где горел шандал,Воды ему нагрели,Как с грязью ненависть смывалЗа годы и недели,Как спал на белых простыняхСреди войны и адаИ видел сны о мирных дняхВ долине Арарата.Как утром снова он пошёлК победной близкой дате,Услышав сзади «Danke schon»,Ответив им «Прощайте»…Тут я перебивал всегда,Дослушивал едва ли:«Дедуня, что за ерунда?Давай, как вы стреляли!Давай, как ты горел в огне,Чуть не погиб на мине…» - Неинтересно было мнеПро простыни в Берлине.Но дед чего-то замолкал,Шёл за добавкой кашиИ кашу снова в рот толкал,Чтоб стал быстрей я старше…Его уж нет, а я большой.И вдруг я докумекал:В тот день был самый главный бойЗа звание Человека.