С берёз неслышен, невесомСлетает жёлтый лист,Старинный вальс "Осенний сон"Играет гармонист.Вздыхают, жалуясь, басы,И, словно в забытьи,Сидят и слушают бойцы,Товарищи мои.Под этот вальс весенним днёмХодили мы на круг,Под этот вальс в краю родномЛюбили мы подруг,Под этот вальс ловили мыОчей любимых свет,Под этот вальс грустили мы,Когда подруги нет.И вот он снова прозвучалВ лесу прифронтовом,И каждый слушал и молчалО чём-то дорогом.И каждый думал о своей,Припомнив ту весну,И каждый знал - дорога к нейВедёт через войну.Пусть свет и радость прежних встречНам светят в трудный час,А коль придётся в землю лечь,Так это ж только раз.Но пусть и смерть в огне, в дымуБойца не устрашит,И что положено комуПусть каждый совершит.Так что ж, друзья, коль наш черёд,Да будет сталь крепка!Пусть наше сердце не замрёт,Не задрожит рука.Настал черёд, пришла пора,Идём, друзья, идём!За всё, чем жили мы вчера,За всё, что завтра ждём.С берёз неслышен, невесомСлетает жёлтый лист,Старинный вальс "Осенний сон"Играет гармонист.Вздыхают, жалуясь, басы,И, словно в забытьи,Сидят и слушают бойцы,Товарищи мои.Сидят и слушают бойцы,Товарищи мои. Иван Семёнович Козловский родился 23 (11) марта 1900 года в селе Марьяновка Киевской губернии в крестьянской семье. Козловский закончил Киевскую учительскую семинарию, а затем в 1919 году – музыкально-драматический техникум. С 1916 г. пел в передвижных оперных труппах в Полтаве и Харькове; в 1925 г. – солист Свердловского театра; в 1926 г. был принят в труппу московского Большого театра, солистом которого являлся до 1954 года. В репертуаре Козловского насчитывалось более 50 оперных партий, в их числе: Юродивый в "Борисе Годунове" Мусоргского, Ленский в "Евгении Онегине" Чайковского, Владимир Галицкий в "Князе Игоре" Бородина, Царь Берендей в "Снегурочке" Римского-Корсакова и др. Исполнял он также партии западного репертуара, среди которых выделялись Лоэнгрин в одноименной опере Вагнера и граф Альмавива в "Севильском цирюльнике" Россини. С самого начала творческой деятельности и до последних лет жизни Козловский много выступал в концертах, преимущественно с программами русских старинных романсов, русских и украинских народных песен, камерной лирики русских композиторов (Глинка, Даргомыжский, Чайковский, Рахманинов). В поздние годы он пел и записывал русскую духовную музыку. В 1938–1941 гг. Козловский был организатором и художественным руководителем Государственного ансамбля оперы в Москве, с которым осуществил ряд постановок опер в концертном исполнении. Голос Козловского – высокий (лирический) тенор красивого и очень индивидуального, сразу распознаваемого тембра. Певец был в высшей степени артистичен (и на сцене, и на концертной эстраде) и, как крупные русские артисты старой школы, умел выразительно артикулировать текст. Пение Козловского было исключительно эмоциональным, иногда даже балансирующим на границе строгого вкуса (это случалось преимущественно в западном репертуаре). Иван Семёнович - народный артист СССР (1940), Герой Социалистического Труда (1980). Голос Козловского и сейчас звучит в памяти старшего поколения. Все знают рассказ «Слава Ивана Козловского» из известного цикла для детей Виктора Драгунского «Денискины рассказы», где маленький герой размышляет: «Неужели Козловский поет громче меня?". Иван Семенович Козловский родился 23 марта 1900 года в селе Марьяновка, недалеко от Киева. С 1907 по 1917 года год мальчик пел в хоре при Свято-Михайловском монастыре, в 15 лет участвует в постановках Общества украинских актеров. Учеба у известного педагога Елены Муравьевой в Киевском музыкально-драматическом институте им. Лысенко пришлась на 1917 – 1919 -е годы. Дебют на оперной сцене состоялся в театре Садовского, где Козловский исполнил партию Андрея в «Запорожце за Дунаем» Гулака - Артемовского. Некоторое время пел в знаменитом хоре Александра Кошица. В 24 года Козловский становится солистом Харьковской оперы, через два года - Большого театра в Москве. Чтобы петь те партии, которые ему хотелось, Козловский организовывает вне театра Государственный оперный ансамбль. Отношения с дирекцией Большого не складываются, и певца увольняют в конце 30-х годов. Неожиданно для него самого, Сталин возвращает его в театр на исключительных условиях, присвоив звание народного артиста СССР и наградив орденом Ленина. Иван Козловский становится ведущим тенором Союза, соперничая с Сергеем Лемешевым. У него появляется масса поклонниц. Голос Козловского имел самый большой динамический диапазон - от 75 до 150 децибел. В оперном репертуаре певца насчитывалось около 50 партий: Ленский в «Евгении Онегине» Чайковского, Владимир Галицкий в «Князе Игоре» Бородина, Царь Берендей в «Снегурочке» Римского-Корсакова, Лоэнгрин в одноименной опере Вагнера, граф Альмавива в «Севильском цирюльнике» Россини, Принц в опере «Любовь к трем апельсинам» С. Прокофьева, Юродивый в «Борисе Годунове» Мусоргского. Примечательно, что до Козловского роль Юродивого считали эпизодической – певец делает ее одной из центральных. В его исполнении страшно звучали слова: "Нельзя молиться за царя-ирода. Богородица не велит!" До последних лет жизни Козловский много выступал с концертами, исполняя старинные русские романсы, русские и украинские народные песен, камерную лирику Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Рахманинова. Современники писали о его репертуаре: «Здесь вы найдете и горе, и радость безмерную, и угнетенность, и смирение». Козловский говорил, что петь надо так, чтобы «не рвать на себе рубаху», уметь голосом убедить слушателя в замысле композитора. Певец считал, что надо беречь голос, это один из элементов певчей дисциплины. На улице он не разговаривал, ходил закутанным в шарф. Дочь Анастасия пишет, что отец «больше всего на свете любил музыку, и ради этой страсти готов был жертвовать всем. Бог наградил его уникальными вокальными данными. И отец свято берег этот божий дар, стараясь не растратить понапрасну, не повредить, как будто бы нес за него огромную ответственность перед Богом и людьми. Это был мучительный труд - сохранить голос до старости. И ему это удалось» Бессменный секретарь певца в течение 45 лет, Н. Ф. Слезина рассказывает, что Иван Семенович был «неутомим в работе, беспредельно требователен к себе и к тем, с кем работал, но в то же самое время я не знаю ни одного человека, кто так уважал труд певца». Он каждый вечер ходил в Консерваторию - на одном из кресел директорской ложи Большого зала даже была прикреплена табличка: «Здесь слушал музыку великий русский певец Иван Семенович Козловский». В 54 года певец оставляет сцену Большого театра. Козловский говорил, что пение – это избыток здоровья. Он был замечательным волейболистом, прекрасно играл в теннис, любил плавать в море, в 75 лет занимался на кольцах. Вплоть до восьмидесяти лет Козловский давал ежегодный сольный концерт, исполняя сложные произведения Рахманинова, Чайковского, Верди, Вагнера. Однако, по словам дочери, Козловский жил с ощущением непонятости. «Где-то в глубине души его поселилась Великая Печаль. Ему казалось, что его не понимают… родные и близкие, государство, чиновники, с которыми у него всегда были непростые отношения». Не раз по неизвестной причине «свыше» поступало заявление «это петь нельзя». Например, на открытии киевского дома-музея украинского поэта Максима Рыльского Козловскому запретили исполнять песню «Ой, у полi криниченька». В поздние годы Козловский пел и записывал русскую духовную музыку. В 60-е чиновники уничтожают в магазине Львова четыреста пластинок с рождественскими колядками – замысел, который певец вынашивал долгие годы. Козловский мечтал хоть раз послушать оперу в Ла Скала, но его не выпускали за рубеж- возможно, из-за старшего брата, также певца, эмигрировавшего в Америку. Русский хоровой тенор зарубежные слушатели могли слышать только по радио. По мысли Козловского, главное – это оставить след в искусстве, а значит и в жизни. Он на собственные средства построил в родном селе музыкальную школу, которую мечтал превратить в интернат для одаренных детей. В Марьяновке действует дом-музей Ивана Семеновича Козловского, где к столетию певца воздвигнут монумент, символизирующий горящую свечу. На псковщине экскурсоводы показывают алтарную часть Святогорского монастыря, где Козловский пел на пушкинских праздниках. В Вене существует общество «поклонников Козловского». Умер Иван Семенович Козловский под старое рождество - 24 декабря 1993 года. Созданные им вокально-сценические образы вошли в историю мирового театра. В Москве на доме №7 в Брюсовом переулке открыта мемориальная доска памяти Ивана Козловского. На мемориале Новодевичьего кладбища, где похоронен певец, выбиты слова посвящения: "...и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь...". Как утверждают очевидцы, девицы, которые окружали Козловского, были некрасивыми. Поклонниц Козловского называли «сыры». Откуда пошло это название? Есть версия, по которой жаркие почитательницы его таланта засекли, говоря современным языком, какой сорт сыра их кумир как-то купил в Елисеевском магазине. Они тут же купили его и поделили между собой. Родился в 1900 году недалеко от Киева — в селе Марьяновка. В семь с половиной лет мальчик уже пел в хоре при Свято-Михайловском монастыре в Киеве. В 15 лет участвовал в постановках Общества украинских актеров снова как хорист. Обществом руководил известный украинский актер, воспитанник театра корифеев Иван Марьяненко. Он и обратил внимание на голос Козловского, посоветовал прослушаться у педагога Елены Муравьевой. Она за свою жизнь обучила 400 вокалистов, которые впоследствии стали профессиональными певцами. Услышав лирический тенор Козловского, педагог отметила его природную постановку голоса. Так, молодой вокалист стал учиться у Муравьевой в Киевском музыкально-драматическом институте им. Лысенко и параллельно часто посещал спектакли и концерты. В бурные годы Гражданской войны и разрухи театральная жизнь Киева была особенно интенсивной — со всей страны сюда съезжались гастролеры, лучшие оперные певцы того времени. Впервые как оперный певец Козловский вышел на сцену в театре Садовского в партии Андрея из «Запорожца за Дунаем» Гулака-Артемовского. Критики отмечали, что еще мало игры, голос пока не отработан и имеет носовой призвук. Однако уже через некоторое время певец полностью овладевает вокальной техникой. Разучивая партию, он знает не только свою роль, но и всю партитуру. Со свойственной ему непосредственностью он прямо во время репетиции начинает останавливать оркестры и указывать на то, что арфа или флейта сфальшивили. В 24 года Козловский становится солистом Харьковской оперы (напомним, что Харьков в то время был столицей Украины). Через два года его приглашают в Большой театр. На первых порах блестящая карьера не складывается. Молодой певец не поет те партии, о которых мечтал. Чтобы реализовать себя, организовывает вне театра оперный ансамбль. Успех колоссальный. Но Козловского притягивает именно театральная сцена Большого, хотя порядками в театре он не доволен, а театр не доволен им. Дирекция считает Козловского излишне требовательным, а характер его — неуживчивым. В конце 30-х годов его увольняют. В это же время, совершенно неожиданно для самого Козловского, он становится любимцем Сталина. Вождь возвращает его в театр на исключительных условиях, присвоив звание народного артиста СССР и наградив орденом Ленина. С этого момента начинается звездная пора Ивана Козловского. Он становится ведущим тенором Союза, оспаривая это звание у своего коллеги и соперника Сергея Лемешева. У него появляется масса поклонниц. Хотя, надо сказать, и в те времена не все восхищались бесконечными ферматами тенора. Козловский любил показать уникальность своего голоса, даже невзирая на то, предусмотрел ли это композитор в данном эпизоде. И все же историю Большого театра трудно сегодня представить без Козловского, без его Ленского, Фауста, Лоэнгрина, Дубровского, Берендея, Ромео… В 54 года певец оставил сцену Большого театра. Он был в прекрасной физической и вокальной форме. Это подтверждали его постоянные выступления, вплоть до восьмидесяти лет. Когда ему было за семьдесят, Козловский давал ежегодный сольный концерт, исполняя сложные произведения Рахманинова, Чайковского, Верди, Вагнера… Что же послужило причиной ухода из театра, остается загадкой. С момента переезда в Москву все эти годы — с 1926 г. по 1993 г. — Козловский не порывал связей с Украиной. Он записывал пластинки с украинским репертуаром, выступал с оркестром народных инструментов, ежегодно пел в Каневе на могиле Шевченко, посещал Украину с концертами. Он умер в Москве в 1993 году.Ивану Семеновичу, безусловно, повезло и в творчестве, и в быту, и в окружении, и в редком долголетии. Благодаря фантастическому стечению обстоятельств он был признан с редким единодушием в нашей стране и за рубежом выдающимся, почти гениальным вокалистом и оперным исполнителем. Между тем в ряду таких певцов, как Л. Собинов, Н. Обухова, В. Петров, С. Лемешев (уже не говорю о Ф. Шаляпине), Козловский всего лишь равный среди равных. Но, поди ж ты, жил Иван Семенович так долго и безупречно, что сумел стать эталоном. “КРАСИВО ПОЕТ, СВОЛОЧЬ!” Природа весьма щедро одарила мальчика из украинского села Марьяновки, что на Киевщине. Дала ему неповторимый, почти гипнотический голос: прозрачный, серебристый, ровный, с красивым нежным тембром свободного верхнего регистра. Не зря же Шаляпин, услышав его голос, заметил: “Красиво поет, сволочь!” И Козловский этим отзывом гордился! Пройдя длинный и тернистый путь, он умудрился не омрачить свое творчество ни так распространенным в то время восторженным раболепием перед властями предержащими, ни сделками с собственной совестью, ни суетными, мелочными поступками, за которые было бы стыдно перед собой и потомками. Более того, всю жизнь он глубоко верил в Бога и веру эту не предал, несмотря на жесткое, а порой и жестокое понуждение к тому со стороны партгосверхушки! Ничто человеческое при этом Козловскому было не чуждо. Он не являлся белой вороной среди себе подобных. Почти виртуозно владел искусством приспособляемости к той, почившей, тоталитарной системе. Иначе просто бы не выжил. В период активной деятельности слыл весьма оборотистым мужиком: не все члены политбюро имели такое шикарное жилье, как у него, - двухэтажная квартира на улице Неждановой. С другой стороны, даже вынужденная адаптация Козловского к существующему строю не носила характера совковой агрессивности. То есть, всегда работая локтями, он никогда не отталкивал других. Наоборот, немало способствовал, например, тому, чтобы его соперник, тоже “божественный тенор” Сергей Лемешев, смог трудиться в Большом театре. Посредственности такой поступок не под силу. Словом, умел он по жизни во всем отделять зерна от плевел и потому первых накопил несравненно больше, нежели вторых. И память по себе сохранил добрую. ОЗОРНИК И ПРИКОЛИСТ При этом общаться с ним было непросто. Мог запросто разорвать уже подготовленный материал, по пустяку обидеться мог. Колкостями, едкостями и насмешками обильно сдабривал всякую беседу. Озорничать любил даже в сильно преклонном возрасте. Однажды сообщил мне, что служил на Украине в стрелковой части вместе с Антоном Макаренко, известным педагогом, автором “Педагогической поэмы”. Я возрадовался: на такую сенсацию набрел! А помощница Козловского СЛЕЗИНА, услышав это, возмущенно заметила: - Иван Семенович, побойтесь бога! Да между расположением ваших частей лапоть по карте можно было положить, сами же говорили! - От глупая женщина! Нет чтобы промолчать. Пусть бы Михаил написал, а потом бы все с ног сбивались, устанавливая истину... А то вообще однажды прикололся так, что случай этот давно уже превратился в анекдот. Рядом с его дачей сосед поставил оригинальный забор, и самое главное - очень причудливо выкованные ворота. Козловскому они так понравились, что сам подошел к рабочим и предложил: “Поставьте мне точно такие же, и, поверьте, я вас не обижу”. Ну те, разумеется, расстарались. И вот, когда работа по установке чудо-ворот уже приближалась к финишу, Иван Семенович метнулся в свой дом и вышел оттуда в украинской вышитой рубахе. Встал на краю веранды и запел своим “божественным лирическим тенором”. Обалделые мужики слушали его раскрыв рты, и только постепенно до их сознания доходило, что это и есть плата за работу. Когда певец закончил арию (уже не помню какую), работники дружно плюнули и гордо удалились, не довершив своего дела. ...В очередной приезд в столицу киевских актеров, а случился он как раз в канун Рождества, Козловский принес своему любимцу Бодюлу Ступке, игравшему тогда главную роль в “Записках сумасшедшего”, пару бутылок вина “Кодряну” и горсть пшеницы. - Давай, Малый (так любовно называл артиста), будем поздравлять зрителей с Новым годом. И вот они ходят вдвоем по рядам: - Сею-сею, посеваю, с Новым годом поздравляю! А в первом ряду сидела знакомая Козловского в сильно декольтированном платье. Иван Семенович прямо в ее пышные груди засыпал горсть пшеницы. Та смутилась: - Ну что вы, Иван Семенович, право же, неудобно... - Молчи, кацапка! Зал дрогнул смехом. (Иван Семенович был мало-мало националистом.) ...В другой раз ни с того ни с сего вспомнил: “Меня как певца весь мир признал. Кроме матери. Как же она, бедная, мечтала, чтобы я стал священником! Меня даже отдали в церковную школу. Оттуда было рукой подать до архиерейского сана. И жили мы при Михайловском монастыре. Там и кормились. Пели с братом в Софийском соборе. Брат тоже имел неплохой голос. Так вот я сейчас думаю: а может, мать-то была права?”СЛУХ О ХОРЕ МАЛЬЧИКОВ После революции Федор Козловский уехал вместе с церковным хором за границу, где и умер в конце 70-х. Никогда больше братья друг с другом не встречались. Почему произошло именно так, Иван Семенович наотрез отказывался комментировать даже тогда, когда уже задули свежие ветры перемен. Эту болячку и тайну Козловский так и унес с собой в могилу. Полагаю, что именно память о времени, проведенном в Михайловском монастыре, подвигла Ивана Семеновича на хлопоты по созданию знаменитого хора мальчиков под управлением А.В. Свешникова. Случилось это в тяжелые годы войны, и, не будь у дирижера поддержки в лице Козловского, он бы ни за что не организовал такой коллектив, что, к чести своей, никогда не отрицал. До последних дней своей жизни певец трогательно опекал своих юных преемников. Но, как ни странно, даже это благородное подвижничество злыми языками истолковывалось как пагубное увлечение певца. Якобы его всегда мучило противоестественное половое влечение к мальчикам, но он свой грех умело прятал от глаз людских. Со Свешниковым Козловский уж точно познакомился и подружился в Полтаве, где пять лет проходил армейскую службу. Об этом достаточно продолжительном, но весьма малоосвещенном периоде своей биографии Иван Семенович тоже часто вспоминал в моем присутствии. Как-то даже признался: - А ведь благодаря армии я и стал оперным исполнителем. Служить мне выпало в 22-й стрелковой бригаде инженерных войск. Командовал ею бывший царский полковник Чернышов. Он понимал толк в музыке и убедил своего комиссара Найденова: боец Козловский - уникальное достояние республики, ему надо петь в опере. Не сильно образованный Найденов взялся за дело с пролетарской ответственностью и достаточно жестко заставлял это “достояние” служить в Полтавском музыкально-драматическом театре. А что вы хотите! Перекормленного монастырской строгостью, меня в то время гораздо больше занимали прекрасная половина Полтавы и то, какого коня мне дадут, чтобы проехать на нем через весь город так, чтобы девки млели и падали штабелями. ДВЕ СТРАСТИ - ЖЕНЩИНЫ И ЛОШАДИ Любовь к женскому полу Козловский тоже сохранил до самой смерти. (После встречи с Аллой Пугачевой заметил мне: “Она отлично, просто-таки аппетитно выглядит! А все талдычили: операция, постарела. Глупости. Ей просто завидуют”.) Правда, это увлечение никогда не принимало у него вызывающих, эпатирующих общество форм. При том, что он всегда был окружен толпами воздыхательниц-фанаток и ему постоянно “шили” различные любовные приключения с женами высших партийных бонз, министров и Маршалов Советского Союза. К упомянутому перечню надо еще приплюсовать Екатерину Фурцеву, министра культуры, и нескольких жен членов Политбюро. Сам Козловский никогда даже не пытался бороться со слухами, а они по странному капризу судьбы не убывали. Часто молва выставляла его хитрым интриганом, искусным конструктором всевозможных адюльтеров. Конечно, дым без огня бывает чрезвычайно редко. Но для меня в данном случае важнее другое: Козловский и в женщинах, как и во всем прочем, знал не только толк, но и меру. Другая его страсть - лошади. Относился к ним с какой-то до конца не объяснимой и мне не понятной увлеченностью. Говорю так потому, что еще в детстве конь ударил кованым копытом маленького Ваню. Да так сильно, что шрам на верхней губе сохранился у Козловского на всю жизнь. Это было видно особенно, когда певец брал высокие ноты. И если фрейдовские теории верны, то Иван Семенович должен был шарахаться от коней как черт от ладана. А он любил этих прекрасных четвероногих. Уже будучи солистом Большого театра, Козловский на спор решил принять участие в скачках. Друзья полагали, что он пошутит и отступится от нелепой затеи, но Иван Семенович на лошади Горислав взял-таки первый приз и всю жизнь потом им гордился. На “лошадиной почве” Козловский сдружился с Маршалом Советского Союза Семеном Буденным. Тот часто гостил у певца. - Вот на этом стуле, Михайло, что ты сидишь, Маршал любил восседать. Бывало, примет несколько рюмок водки, возьмет гармонь и пойдет в пляску, играя и припевая: “Ах, милашка, скинь рубашку! На тя голу погляжу!” Семен Михайлович часто вывозил меня на приемы, которые устраивал Сталин. На одной из вечеринок потребовал, чтобы я спел украинскую народную песню. А Сталин удивился: “Зачэм такому пэвцу, как Козловский, навязывать, что он хочэт пэть. А он хочэт спэть арию Ленского”. Конечно же я исполнял Ленского. Как будто для таких, как я, существовала альтернатива. В другой раз жалуюсь ему на то, что меня не отпускают за границу. - А вдруг вы возьметэ и сбежитэ! - Да вы что, Иосиф Виссарионович, - говорю ему возмущенно. - Да для меня красивее родной Марьяновки нет ничего в мире! - Как вы замэчательно сказали о своей Марьяновке! Вот и поезжайтэ туда и нэ майтесь дурью. Нэзачэм вам эта сраная заграница! Ну что я мог ему возразить?.. * * * Гнетущие времена тоталитаризма Козловский вообще вспоминал очень сдержанно и, как мне казалось, почти не осуждающе. Часто подчеркивал, что нынешнее поколение бездумно и взахлеб упрощает прошлое: “Я не судья нынешнему поколению, но удаль, бесшабашность, категоричность к тем, кто служил культуре в прошлом, тем более к тем, кто уже ушел из жизни и не может никак себя защитить, не самое лучшее поведение, и я его не приемлю”.