Павел Антокольский Антология русской поэзии ИЕРОНИМ БОСХ Я завещаю правнукам записки,Где высказана будет без опаскиВся правда об Иерониме Босхе.Художник этот в давние годаНе бедствовал, был весел, благодушен,Хотя и знал, что может быть повешенНа площади, перед любой из башен,В знак приближенья Страшного суда.Однажды Босх привел меня в харчевню.Едва мерцала толстая свеча в ней.Горластые гуляли палачи в ней,Бесстыжим похваляясь ремеслом.Босх подмигнул мне: "Мы явились, дескать,Не чаркой стукнуть, не служанку тискать,А на доске грунтованной на плоскостьВсех расселить в засол или на слом".Он сел в углу, прищурился и начал:Носы приплюснул, уши увеличил,Перекалечил каждого и скрючил,Их низость обозначил навсегда.А пир в харчевне был меж тем в разгаре.Мерзавцы, хохоча и балагуря,Не знали, что сулит им срам и гореСей живописи Страшного суда.Не догадалась дьяволова паства,Что честное, веселое искусствоКарает воровство, казнит убийство.Так это дело было начато.Мы вышли из харчевни рано утром.Над городом, озлобленным и хитрым,Шли только тучи, согнанные ветром,И загибались медленно в ничто.Проснулись торгаши, монахи, судьи.На улице калякали соседи.А чертенята спереди и сзадиВели себя меж них как Господа.Так, нагло раскорячась и не прячась,На смену людям вылезала нечистьИ возвещала горькую им участь,Сулила близость Страшного суда.Художник знал, что Страшный суд напишет,Пред общим разрушеньем не опешит,Он чувствовал, что время перепашетВсе кладбища и пепелища все.Он вглядывался в шабаш беспримерныйНа черных рынках пошлости всемирной.Над Рейном, и над Темзой, и над МарнойОн видел смерть во всей ее красе.Я замечал в сочельник и на пасху,Как у картин Иеронима БосхаТолпились люди, подходили близкоИ в страхе разбегались кто куда,Сбегались вновь, искали с ближним сходство,Кричали: "Прочь! Бесстыдство! Святотатство!"Во избежанье Страшного суда.