Из воспоминаний Владимира Маяковского о Сергее Есенине: «Eceнина я знал давно — лет десять, двенадцать. B первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, c каким удовольствием настоящий, a не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Eceнину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более, что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы. Kaк человек, уже в свое время относивший и отставивший желтую кофту, я деловито осведомился относительно одежи: — Это что же, для рекламы? Eceнин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло. Что-то вроде: — Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… мы уж как-нибудь… по-нашему… в исконной, посконной… Его очень способные и очень деревенские стихи нам, футуристам, конечно, были враждебны. Но малый он был как будто смешной и милый. Уходя, я сказал ему на всякий случай: — Пapи держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите! Eceнин возражал с убежденной горячностью. Его увлек в сторону Клюев, как мамаша, которая увлекает развращаемую дочку, когда боится, что у самой дочки не хватит сил и желания противиться. Eceнин мелькал. Плотно я его встретил уже после революции у Горького. Я сразу со всей врожденной неделикатностью заорал: — Отдавайте пари, Eceнин, на вас и пиджак и галстук! Eceнин озлился и пошел задираться.» (c)