ИСПОВЕДЬ Смерть молилась, стоя на коленях, в небольшой церквушке. ─ Может, ты хочешь исповедоваться, дочь моя? ─ священник давно за ней наблюдал, но только сейчас решился подойти. Она ещё ниже опустила голову в чёрном капюшоне, а потом вдруг кивнула. Церковь дышала на ладан, ремонт давно напрашивался, но приход был беден, а батюшка скромен. Именно поэтому Смерть и любила сюда приходить. Место здесь особенное, не испорченное алчностью. Опять же, свечку можно поставить абсолютно бесплатно. С Канона давно облетела позолота, но душам умерших она не важна, да, и сама свеча им не нужна, а Смерти она помогала настроиться на молитву. Она шла за священником, стараясь не звякать косой по выщербленным плиткам пола. Оставить её, верная служительница не имела права, а держать вверх серпом ─ совесть не позволила. Подойдя к исповедальне, она на секунду задумалась ─ нужно назвать своё имя. А какое у неё имя? В Древнем Египте её звали Анубис или Осирис, в Древней Греции ─ Аид или Танатос, в Мексике ─ Санта Муэрте, в Армении величали Грохом и еще куча имен ─ Идзанами, Апух, Маржана, Кали, Мара… некоторые Смерть даже не помнила. Так как же её зовут? Смерть горько усмехнулась. Да, да, её не зовут, она сама приходит. ─ Смерть, ─ скромно назвалась она. ─ В чём грешна, дочь моя? ─ спокойно произнёс священник. ─ Матом ругаюсь, батюшка… ─ Обращайся к Господу, дитя моё. От злости или просто сквернословишь? ─ От злости. Злюсь, когда вижу, как молодой парень себя губит табаком, да алкоголем, а потом лежит на смертном одре с циррозом печени и просит не забирать его. А как я его оставлю, если моя сестрица Болезнь его уже всего источила? Не заберу сейчас, потом и забирать нечего будет… ─ Не надо злиться, они свой путь сами выбрали. Господь им судья. ─ И на тебя, Господи, тоже злюсь! ─ сверкнула Смерть пустыми глазницами. В церкви разом потухли все свечки. А поскольку только они освещали пространство, то святое место погрузилось во тьму. ─ Продолжай, дитя моё. Чем Отец наш Небесный прогневал тебя? ─ А зачем он у матери отбирает дитя не рожденное? Чем тот успел насолить ему? ─ Я не вправе судить. На всё Воля Божья. ─ Воля Божья… ─ пробормотала Смерть. ─ Только не он ведь вынужден сквозь горе и страдания душу детскую вести, ─ в её голосе слышался гнев и печаль. Она хрустнула костями и продолжила: ─ Завидую я ещё, Господи. Зависть бывает душит так, что хоть самой в петлю лезь. ─ Зависть ─ одна из самых тяжелых страстей, она нарушает мир душевный и сопровождается бурей навязчивых злых помыслов. Кому же ты завидуешь, дочь моя? ─ А всем завидую! Чуме завидую ─ уже добрую сотню лет на курортах прохлаждается. Войне завидую, что она гуляет, дебоширит, а мне за ней прибирать. Голоду завидую, что он терзает людей, а совесть его не мучает… ─ А вот ежели тебе можно было с кем-нибудь местами поменяться, ты бы согласилась? Вон, хоть с той же Чумой? ─ Местами? С Чумой? А её что же, на моё место? Да ты не иначе, как с ума сошёл, батюшка! Ты Чуму что ли не знаешь? Да она тут такое устроит! Тьпу, тьпу, тьпу. ─ Не плюйся в Храме Божием. Так значит не хочешь на её место? Ну вон с Голодом тогда… ─ Да у него совести ни грамма! Он же любимым проститься не даст! У матери дитя отнимет без последней улыбки… ─ Так может каждый на своём месте и не стоит им завидовать? ─ Я даже разнервничалась… ─ В чём ещё грешна, дочь моя? ─ Стыдно даже говорить, Батюшка. ─ А ты не мне, ты Господу скажи. ─ Ногти грызу, Господи. Дурная привычка. Не могу избавиться. ─ А ты их соком полыни натри. Сам в своё время так избавился, ─ смущённо произнёс священник. ─ А что насчёт суеверия? ─ Грешна, Господи. Сегодня кошку чёрную увидала, дорогу перебежала, когда к Церкви шла, так чуть назад не повернула. ─ Всё же хорошо? Значит не сработала примета. Не становись заложником суеверий. ─ Малодушна бываю. Всё хочу свою вину на других свалить. А ещё чужое присвоила. Смерть виновато постучала косой по полу. ─ Забирала одного кузнеца, да приглянулась мне коса энта. Думаю, ему уже без надобности, а мне в хозяйстве сгодится. ─ Вернуть бы надо чужое. ─ А куда вернуть? Уж и деревни той в помине нет. Наказали меня уже. Вынуждена теперь вечно с ней ходить. Людей только пугаю. Может снимет с меня Всевышний грех этот? Силушек моих больше нет! ─ На всё воля Божья. В окно заглянула луна и осветила темную фигуру в капюшоне, которая склонила голову. Священник накрыл её епитрахилью и начал читать разрешительную молитву. Смерть поцеловала Крест и Евангелие. Священник благословил её и, глядя в бездонные глаза, сказал: ─ Приходи на беседу, дочь моя, в любое время после службы. Нам есть о чём поговорить. Старуха с косой замерла ─ её впервые пригласили. Нет, её, конечно, миллион раз молили придти и забрать ─ отчаявшиеся и измученные болезнью ─ не знают они, бедолаги, что это не в её власти… ─ А не боишься? ─ сорвалось у нее. ─ Тебя не боюсь, ─ улыбнулся священник. ─ Если ты пришла, значит не бросишь мою душу, а доставишь по назначению. Но ты ведь не за этим сюда приходила ...